Lev Chernyi, “A New Direction in Anarchism: Associationist Anarchism” (1923)

ORIGINAL

TRANSLATION

ORIGINAL

TRANSLATION

ГЛАВА II.

Разные группы анархистов.

Из предыдущей главы мы уже знаем, что не все чистые анархисты — те, которые считаются анархистами. Из последовательных анархистов приходится выкинуть Толстого и Крапоткина, имеющих в своих системах очень мало анархического — они анархисты только в политической сфере, а во всех прочих сношениях между людьми они остаются ярыми коммунистами.

Чистых же анархистов можно разделить в экономической сфере на две группы: анархистов-индивидуалистов и анрхистов-ассоциационеров.

Группа анархистов-индивидуалистов — группа древняя. Виднейшим ее представителем является Прудон.

Теория анархистов-индивидуалистов вполне сформирована и закончена.

Теория же анархистов-ассоциационеров — туманна и не выработана.

Видными представителями ее надо считать Штирнера и Тукера.

В своей работе, как показывает ее заглавие, я решил изследовать ассоциационный анархизм. Я поставил своею целью разработку этой системы, хочу поставить ее на научную почву.

В виду этого, индивидуальному анархизму я посвящу лишь небольшую главу, тогда как ассоциационному отдам все силы.

⁂

CHAPTER II.

Different groups of anarchists.

From the previous chapter, we already know that not all those who are considered anarchists are pure anarchists. Tolstoy and Kropotkin have to be thrown out, having very little anarchy in their systems. They are anarchists only in the political sphere, and in all other relations between people they remain ardent communists.

In the economic sphere, pure anarchists can be divided into two groups: anarchist-individualists and anarchist-associators.

The individualist anarchist group is an ancient group. Its most prominent representative is Proudhon.

The theory of individualist anarchists is fully formed and completed.

The theory of anarchist associators is vague and not worked out.

Prominent representatives of it must be considered Stirner and Tucker.

In my work, as its title shows, I decided to investigate association anarchism. I set as my goal the development of this system, I want to put it on a scientific basis.

In view of this, I will devote only a small chapter to individual anarchism, while I will give all my strength to association.

⁂

ГЛАВА III.

Индивидуалистический анархизм или прудонизм.

Истинным основателем анархизма безусловно нужно считать Прудона, а не Фурье, как некоторые думают. Фурье не дал стройной системы общества. Правда, он хотел основать свои ассоциации на свободе, но лишь на свободе договора, а не на об’ективном основании: “не вредя”. Он допускает и капитал, и проценты на него.

Общее у него с анархистами заключается лишь в свободе договора, но это общее Фурье имеет и с либералами, но как либералы не анархисты, так и Фурье далек от них.

Другое дело — Прудон. Он дал вполне резкий п томный анализ. Коммунисты редко занимаются принципами и идеями Прудона — они все свое внимание сосредоточивают на тех практических формах, в которые вылилось учение Прудона.

О, здесь для них пища богатая! — Прудон был плохим практиком.

Однако, человек, который хочет понять суть индивидуальной анархии, не должен сосредоточивать своего внимания на неудачных практических формах, а должен разсмотреть те принципы и идеи, которыми он живет.

А они поистине гениальны!

Что же касается форм, то оне изменчивы.

Анархизм может вылить свои идеи в разнообразные формы, подобно социализму.

Социализм же, как мы видели, выливал свои идеи в разные формы — то в частные мастерския, то в более или менее обширные общины, то, наконец, в одно огромное государство, охватывающее все стороны общественной жизни.

Гениальный ум Прудона впервые прозрел третий тип отношений между людьми.

В то время, как коммунисты и буржуазия бились между индивидом и обществом, Прудон звал к третьему типу отношений, который он довольно ярко обрисовал.

В истории мысли это открытие Прудона составляет такую же эпоху, какую коммунисты, хотя и неправильно, приписывают Марксу в области социологии.

Прудон, можно считать, заложил основание новой науки — социометрии.

Прудон же дал резкую критику капитализма, Маркс его лишь жалкий подражатель. Прудон показал нам всю гнусность капитализма, всю его воровскую природу. Он дал нам наглядныя картины того, как капитал пьет народную кровь.

Никто сильнее его не ругал и не ненавидел капитала.

Но тонкий ум Прудона видел всю гнусность коммунизма.

Никто лучше его не вскырл подлости и пошлости коммунизма. Он дрался на два фронта, он клеймил два противоположные течения.

Но, клеймя, он создавал. Он выдвигал третий тип отношений… Он требовал свободы, неэксплуатации и справедливости, хотя облек их, повторяю, в неудачную одежду — мелкое производство и обменный банк.

Сейчас мы увидим зависимость этой одежды от идей Прудона.

Почему Прудон проповедывал мелкое ремесленное производство и мелкое крестьянское хозяйство с общинным владением на землю? Да потому, что ремесленник, мелкий крестьянин-общинник никого не эксплуатируют и не дают никому себя в эксплуатацию — а этого-то и требует третий тип отношений.

Связывающим же звеном между производством и обменом Прудон признавал народный банк, целью операций которого был прием сработанных товаров по их трудовой стоимости, и выдача в обмен других товаров, нужных покупателям, но только равной стоимости.

Так думал Прудон примирить свои теоретические взгляды с практическим их осуществлением.

Коммунисты, повторяю, набросились, как воронья стая, на эту сторону его учения — и одержалии победу, ибо не трудно было видеть, что возврат к мелкому ремеслу — ретрограден, что при возросшем населении мелкая формы производства не сумеют даже прокормить существующего количества людей, что мелкое ремесло вообще невозможно, так как оно гибнет от крупного, и через несколько лет его совсем не будет.

Не трудно было раскритиковать и проектируемый Прудоном банк. Утопичность его ясна, как белый день: может ли банк, правильно исполнять свои функции, если производство не организовано?

Конечно, нет.

Если производство не будет организовано, то никакой обменный банк не поможет, ибо в него будут поступать никому ненужные товары, а в необходимых будет ощущаться недостаток — и банк лопнет.

А раз лопнет, то все пойдет вверх ногами, ибо раз обмен будет парализован — появится нужда, и старый строй со всеми своими пороками и эксплуатацией снова, словно призрак, восстанет из гроба.

Отсюда вывод тот что недостаточно организации обмена, что нужна организация произовдетва.

⁂

CHAPTER III.

Individualistic anarchism or Proudhonism.

The true founder of anarchism certainly must be considered Proudhon, not Fourier, as some people think. Fourier did not give a coherent system of society. True, he wanted to base his associations on freedom, but only on freedom of contract, and not on an objective basis: “without harm.” He admits both capital and interest in it.

What he has in common with anarchists is only in freedom of contract, but Fourier has this in common with liberals, but both liberals are not anarchists, so Fourier is far from them.

Another thing is Proudhon. He gave quite a sharp volume analysis. Communists rarely deal with the principles and ideas of Proudhon – they focus all their attention on those practical forms in which the teachings of Proudhon spilled out.

Oh, here is rich food for them! “Proudhon was a bad practitioner.”

However, a person who wants to understand the essence of individual anarchy should not focus on unsuccessful practical forms, but should consider those principles and ideas that he lives with.

And they are truly brilliant!

As for the forms, they are not mutable.

Anarchism can pour its ideas into diverse forms, like socialism.

Socialism, as we have seen, poured out its ideas in different forms – either in private workshops, then in more or less extensive communities, then, finally, into one huge state, covering all aspects of social life.

The ingenious mind of Proudhon first saw the third type of relationship between people.

While the Communists and the bourgeoisie fought between the individual and society, Proudhon called for a third type of relationship, which he outlined quite clearly.

In the history of thought, this discovery of Proudhon constitutes the same era as the Communists, although incorrectly, ascribe to Marx in the field of sociology.

Proudhon, it can be considered, laid the foundation of a new science – sociometry.

Proudhon, however, gave a sharp criticism of capitalism; Marx was only a miserable copycat. Proudhon showed us all the vileness of capitalism, all its thieves nature. He gave us vivid pictures of how capital drinks the people’s blood.

Nobody scolded him more or hated capital.

But the subtle mind of Proudhon saw the whole vileness of communism.

No one better than he opened up the meanness and vulgarity of communism. He fought on two fronts, he branded two opposing currents.

But branding, he created. He put forward the third type of relationship … He demanded freedom, non-exploitation and justice, although he put on, I repeat, in unsuccessful clothes – small production and an exchange bank.

Now we will see the dependence of these clothes on the ideas of Proudhon.

Why did Proudhon preach small-scale craftwork and small-scale peasant farming with communal ownership of the land? Yes, because a craftsman, a small peasant-communityer does not exploit anyone and does not give anyone to exploit anyone – and this is what the third type of relationship requires.

The link between production and exchange was recognized by Proudhon as the People’s Bank, the purpose of which was to receive the goods worked out at their labor value, and to issue in exchange other goods that customers needed, but only of equal value.

So Proudhon thought to reconcile his theoretical views with their practical implementation.

I repeat, the Communists attacked this side of his teachings like a crow flock and won a victory, for it was not difficult to see that a return to small craft was retrograde, that with an increased population the small form of production could not even feed the existing number of people, which small craft is impossible at all, since it dies from a large one, and after a few years it will be completely gone.

It was not difficult to criticize the bank designed by Proudhon. Its utopianism is clear as a white day: can a bank properly fulfill its functions if production is not organized?

Of course not.

If the production is not organized, then no exchange bank will help, because it will receive unnecessary goods to anyone, and there will be a shortage in the necessary ones, and the bank will burst.

And if it bursts, then everything will go upside down, for once the exchange is paralyzed – there will be a need, and the old system with all its vices and exploitation will rise again, like a ghost, from the grave.

Hence the conclusion is that organization of exchange is not enough, that organization of production is needed.

⁂

ГЛАВА IV.

Ассоциационный анархизм.

А) Организация производства.

а) ВВЕДЕНИЕ.

Анархисты-ассоциационеры это поняли.

Анархисты-ассоциационеры поняли, что им нечего бояться организации производства, раз анархисты-индивидуалисты не боятся организации обмена.

Конечно, цель организазции производства у анархистов-ассоциационеров совсем другая, чем у коммунистов.

Целью организации производства у коммунистов являлось удовлетворение потребности всех, всего “общества”.

Целью организации производства анархистов является личное удовлетворение потребностей, а потому и вся организация анархистов носит совсем другой характер, чем у коммунистов.

У анархистов вся организация построена на личных связях. Первый вопрос, который мы должны задать об организации производства — это к какому типу организации примыкают анархисты.

⁂

CHAPTER IV.

Association anarchism.

A) Organization of production.

a) INTRODUCTION.

Anarchist associators understood this.

Association anarchists realized that they have nothing to fear from organizing production, since individualist anarchists are not afraid of organizing exchange.

Of course, the goal of organizing production for anarchist associators is completely different than for communists.

The purpose of organizing production among the Communists was to satisfy the needs of all, of the whole “society.”

The goal of organizing the production of anarchists is personal satisfaction of needs, and therefore the whole organization of anarchists is of a completely different nature than that of the communists.

For anarchists, the entire organization is built on personal connections. The first question we must ask about the organization of production is what type of organization do anarchists adjoin.

⁂

в) К какому типу организации примыкают анархисты-ассоциационеры.

“К какому типу организации примыкают анархисты?” удивленно переспросит читатель: “но, ведь, этот вопрос безсмыслен, ибо анархисты никаких организаций не признают; они по самому существу своему дезорганизаторы”.

Верно ли это ходячее мнение об анархизме?

Нет. Анархизм признает организацию, но организацию своеобразную.

Из теоретической части всем известно, что между людьми существуют только три типа отношений.

Сообразно этим трем типам отношений существует и три типа соединений: властное, подданическое или вассальное и свободное.

А потому люди, вступая друг с другом в сношения, могут: иди, подобно баранам, отказавшись. от инициативы и самоопределения, бежать под властную руку диктатора, или сами сделаться тиранами и прочих людей механизировать и организовывать, распределять и классифировать, или, презирая баранов, игнорируя Цезарей честно протянуть друг другу руки и договориться о будущем способе производства, как равноправные товарищи.

Какой же из этих трех способов соединения мы можем признать?

Конечно, только третий способ соединения — договор.

Только в договоре одна личность уважает дургую, только в договоре Пропадает всякая власть и подданство, и действуют только простые люди и товарищи, ибо в договоре я не являюсь ни начальником, ни подчиненным, ибо в договоре я не повелеваю, ни командую, но и не играю роль простого материала в руках других.

Следовательно, анархисты по своей организации примыкают к третьему типу отношений.

В договорной организации нужно отличать принцип организации и форму ее. Принципом ее является договор, формой же — ассоциация, т.-е. добровольное соединение.

Договор, как принцип, еще не дает возможности облечь анархизм в конкретную форму. Большинство анархистов забывает это, а потому и свои теории они не могут никак облечь в практические формы, витая лишь в области теории, т.-е. договора.

⁂

b) What type of organization are associated with anarchist associationists.

“What type of organization are anarchists affiliated with?” the reader will ask in surprise: “but, after all, this question is meaningless, because the anarchists do not recognize any organizations; they are in essence disruptors.”

Is this a common opinion about anarchism?

No. Anarchism recognizes an organization, but a peculiar organization.

From the theoretical part, everyone knows that there are only three types of relationships between people.

According to these three types of relations, there are three types of connections: domineering, subordinate or vassal and free.

And because people engaging with each other in the relations, can: go, like sheep, have refused. from initiative and self-determination, to escape under the dictator’s imperious hand, or to become tyrants and other people themselves to mechanize and organize, distribute and classify, or, despising the rams, ignoring Caesars honestly lend their hands to each other and agree on a future mode of production, as equal partners.

Which of these three connection methods can we recognize?

Of course, only the third way to connect is the contract.

Only in the contract does one person respect the durga, only in the contract all power and citizenship disappears, and only ordinary people and comrades act, for in the contract I am neither the boss, nor subordinate, because in the contract I do not command, nor command, but neither playing the role of simple material in the hands of others.

Consequently, anarchists in their organization adjoin the third type of relationship.

In a contractual organization, it is necessary to distinguish the principle of organization and its form. Its principle is a contract, the form is an association, i.e. voluntary connection.

The treaty, as a principle, does not yet make it possible to vest anarchism in a concrete form. Most anarchists forget it, and therefore their theory, they can not in any way put into practical forms, twisted only in theory, that is, contract.

⁂

с) Совместим ли договор с анархизмом?

Это страшно трудный вопрос. Не говоря уже о публике, которая в анархии видит свободу, а в договоре путы, и на этом осно- вании упрекает анархистов в противоречии, даже среди анархистов есть такие, которые считают договор несовместимым с анархией. К числу их принадлежит, напр., Штирнeр.

Вот как он доказывает несовместимость договора с анархией:

“У кого есть сила—у того и право; нет у вас силы,—нет и права. Неужели, так трудно постичь эту мудрость? Меня хотят уговорить пожертвовать своими интересами ради интересов государства. Я, напротив того, об’являю войну не на жизнь, а на смерть, всякому государству, даже самому демократическому… Всякое государство есть деспотия, независимо от того, является ли этим деспотом один человек или многие, или же, как это себе. представляют в республике, господами являются все, т.-е. когда все друг для друга деспоты. Так оно и бывает каждый раз, когда выраженная воля какого-нибудь народного собрания становится законом для отдельной личности,— законом, которому эта отдельная личность обязана повиноваться. Если даже представить себе, что народная воля, действительно, представляет волю всех отдельных личностей, что мы, действительно, получили бы совершенную “коллективную волю”,—то от этого дело все-таки не изменилось бы. Не был т бы я связан сегодня и завтра моим вчерашним мнением? А если бы это было так, то это означало бы, что моя воля окаменела. Жалкое постоянство! Мое собственное творение, а именно, определенное выражение моей воли, стало бы моим повелителем. Мне же, творцу, были бы поставлены преграды, которые мешали бы дальнейшему свободному проявлению моей воли; только потому, что я вчера был глупцом, я должен им оставаться на всю жизнь. Таким образом, в государственной жизни я в лучшем случае являюсь собственным рабом. Только потому, что я вчера был человеком с волей,—я сегодня должен быть человеком без воли; вчера свободен—сегодня раб”.

Верно ли,что договор и свобода противоречат друг другу?

Последовательные анархисты, каков Прудон, дают отрицательный ответ.

Кто же прав?

Чтобы дать ответ на этот вопрос, рассмотрим доводы и доказа- тельства Штирнера, как человека, который наиболее талантливо сгруппировал все возражения, облекши их в обаятельную форму.

Все они сводятся к следующему: “Договор стесняет волю договорившегося. Раз я договорился на что-либо, а после раздумал, то я уже не волен располагать собою. Где же свобода? Воля моя связана и ограничена. А анархизм требует полной свободы проявления своего “я”.

Полной свободы—да; но не полного произвола.

Разве анархист не связывает свою волю тем, что не имеет права убивать другого, эксплуатировать другого?

А разрушение договора иногда равносильно убийству, воровству и т. д.

За примерами не далеко ходить.

Если, например, вы договорились смотреть за ребенком, а после раздумали, бросили его одного — и он убился. Не убийца ли вы?

Если, например, вы договорились смотреть за топкой доменных печей, а после ушли, а они погасли. Не вор ли вы?

Убийца и вор.

Отсюда следует, что соблюдение договора есть основной принцип анархизма, так как анархист ставит своей целью непричинение активно вреда другому человеку, и что в таком соблюдении договора нет никакого стеснения свободы.

Штирнер же впадает в противоречие лишь потому, что он, во 1-х, провозглашает моралью анархизма эгоизм, а не справедливость.

Если бы он правильно нашел моральную суть анархизма, то он не сказал бы, что договор—путы. Но Штирнер, стоя на той точке зрения, что другой индивид для него лишь “пища”, вполне последова-тельно видит стеснение своей воли, если индивид не хочет попасть на его стол. Мы же видим в этом лишь ограничение произвола. Во 2-х, Штирнер в определении свободы стоит на идеалистической точке зрения. По его мнению, свобода—это делай то, что ты хочешь—и потому он видит ограничение свободы в уважении равных прав других; а потому он видит тиранию в воле, которая мне велит сдерживать договор, чтобы не убить другого. Тогда как тут нет никакой тирании, ибо свобода состоит не только в воле, но в воле, согласованной с хорошим поступком. Социометрия это показывает яснее света. Социометрия показывает, что свобода—это не наше внутреннее состояние души: хочется или не хочется мне сдержать договор,—а такое отношение одного человека к другому, когда я не заедаю его жизни. А если это так, то свобода требует, чтобы я поступал не так, как мне хочется, а так, чтобы я не причинил вреда другому. Несоблюдение договора причиня- ет вред, а потому свобода требует его соблюдения.

И то, что Штирнеру представляется господством, тиранией идеи над живым человеком, на самом деле есть призыв ее к человеку не быть тираном, остаться верным идее “не вреди”… быть свободным человеком. И у анархиста, поставившаго своею целью третий тип отношений, не может даже и мысли родиться нарушить договор.

Тут вы меня перебьете, сказав: “Ну, уж это утопия! Если я закабалюсь договорами на целые годы, а после настроение изменится, то разлад, даст себя чувствовать”.

Но анархический договор никогда и не заключается на целые годы; он заключается лишь на одно действие, на исполнение одной работы, одного предприятия, по исполнении которых индивид получает возможность заключать новые договоры.

Весьма вероятно, что в большинстве практических случаев в жизни можно будет завести условные договоры, т.-е. такие договоры, которые я могу порвать каждую минуту, не докончив дела… Почти вся экономическая жизнь может быть построена на таких договорах.

Возможность условных договоров основывается на том соображении, что всегда можно найти других людей, которые согласятся довести до конца начатую работу.

⁂

c) Is the contract compatible with anarchism?

This is a terribly difficult question. Not to mention the public, which sees freedom in anarchy, but fetters in the contract, and on this basis reproaches the anarchists for contradiction, even among anarchists there are those who consider the agreement incompatible with anarchy. Among them is, for example, Stirner.

Here is how he proves the incompatibility of the contract with anarchy:

“He who has power — that is right; you have no power — no right. Is it really so difficult to comprehend this wisdom? They want to persuade me to sacrifice my interests for the interests of the state. On the contrary, I am not declaring war on life, and to death, to every state, even the most democratic … Every state is a despotism, whether the despot be one or many, or, as some like to imagine a republic, all be lords, i.e., play the despot over each other. This is the case every time when a given law, the will expressed perhaps in the opinion of a popular assembly, should be from then on law for the individual, to which he owes obedience, or towards which he has the duty of obedience. Even if one were to imagine the case where every individual in the people had expressed the same will, and through this a complete “collective will” came into being, the matter would still be the same. Wouldn’t I be bound today and henceforth by my will of yesterday? My will in this case would be frozen. Tiresome stability. My creation, namely a particular expression of will, would have become my commander. But I in my will, I the creator, would be hampered in my flow and my dissolution. Because I was a fool yesterday, I must remain one the rest of my life. So in state-life, I am in the best case—I might as well say the worst case—a slave to myself. Because I was a willer yesterday, today I am will-less, yesterday voluntary, today involuntary.”

Is it true that contract and freedom contradict each other?

Consistent anarchists, such as Proudhon, give a negative answer.

Who is right?

To answer this question, we consider the arguments and evidence of Stirner, as the person who most ably grouped all the objections, clothed them in a charming form.

All of them boil down to the following: “The contract constrains the will of the contractor. Once I agreed on something, and after thinking it over, then I am no longer free to dispose of myself. Where is freedom? My will is bound and limited. And anarchism requires complete freedom to manifest my own ‘I’.”

Full freedom — yes; but not complete arbitrariness.

Does not the anarchist bind his will by the fact that he has no right to kill another, to exploit the other?

And the destruction of the contract is sometimes tantamount to murder, theft, etc.

We don’t have to go far for examples.

If, for example, you agreed to look after the child, and after you thought it over, left him alone — and he was killed. Are you a killer?

If, for example, you agreed to look at the furnace of blast furnaces, and then left, and they went out. Are you a thief?

Killer and thief.

It follows that the observance of the contract is the basic principle of anarchism, since the anarchist sets as his goal no active harm to another person, and that in such observance of the contract there is no restriction of freedom.

Stirner, on the other hand, falls into contradiction only because he, in the first place, proclaims egoism, and not justice, as the moral of anarchism.

If he had correctly found the moral essence of anarchism, he would not have said that the treaty is a bond. But Stirner, standing on the point of view that the other individual is only “food” for him, quite consistently sees the restriction of his will if the individual does not want to get to his table. We see in this only a limitation of arbitrariness. In 2, Stirner in the definition of freedom stands on an idealistic point of view. In his opinion, freedom — do what you want — and therefore he sees the restriction of freedom in respect for the equal rights of others; therefore, he sees tyranny in a will that tells me to restrain the contract so as not to kill another. Whereas there is no tyranny here, for freedom consists not only in the will, but in the will, consistent with a good deed. Sociometry shows this clearer than light. Sociometry shows that freedom is not our internal state of mind: I want or don’t want to keep the contract, and this is one person’s attitude to another when I don’t eat his life. And if this is so, then freedom requires that I act not the way I want, but so that I do no harm to another. Non-observance of the contract causes harm, and therefore freedom requires its observance.

So that what seems to Stirner to be domination, the tyranny of an idea over a living person, is, in fact, the call to a person not to be a tyrant, to remain true to the idea of ​​”do no harm” … to be a free person. And the anarchist, having set his goal as the third type of relationship, cannot even think of being born to violate the contract.

Then you will kill me, saying: “Well, this is utopia! If I get bogged down by contracts for whole years, and after that the mood changes, then discord will give I feel. “

But an anarchist contract is never concluded for whole years; it consists only in one action, in the performance of one work, one enterprise, upon the execution of which the individual is given the opportunity to conclude new contracts.

It is very likely that in most practical cases in life it will be possible to make conditional contracts, i.e. such contracts that I can break up every minute without finishing the job … Almost all of economic life can be built on such contracts.

The possibility of conditional contracts is based on the consideration that you can always find other people who agree to complete the work that has begun.

⁂

ORIGINAL

TRANSLATION

ORIGINAL

TRANSLATION

ORIGINAL

TRANSLATION